Вот - в честь каких явлений у среднего по показателям гражданина краснеют уши? Муж бывалый нам сообщит, что уши у дураков краснеют вслед за принятием портвейна или иного и более доходчивого алкоголя - к примеру, самогона, приправленного вишней, сиропом вишни или колой. Допустим! А если подумать о гражданках? Краснение ушей у женщин случается от скромности и злости. Пожалуй, это справедливо! Но допустим, с утра выходит из подъезда дама с красными ушами... Что тут предположить? Что скромно злится? Но отчего же? Она проснулась, душ приняла, позавтракала, оделась очень аккуратно, у зеркала навела свой макияж и вышла из квартиры. То есть ещё в контакте с каким-нибудь кретином не была, а в лифте и внутри подъезда ещё не вляпалась в соседский мусор или нечто крайне пошлое. Но! - тут начисто упущен её родной супруг. Вот если утром он проснулся сразу с красными ушам от недостатка мудрости и соответственно ведра портвейна, пропущенного через организм вечером вчера. Тогда цвет ушей супруга мог перейти на уши дамы прямо утром дома.
В наши дни, когда борьба за повышение и полную модернизацию всего, подобное бывает крайне редко. Но если некто почти нормальный ушами покраснеет, то можно и в поликлинику сходить. Там вам уши могут тальком обработать, а то и йодом протереть. И выйдете от медсестры с белыми или же с бурыми ушами, поскольку медперсонал не отстаёт и тоже повышает, выполняет. Но главное-то, что? В автобусе или в метро никто не догадается, что уши были красными. Народ про уши белые подумает - от малокровия и старости, про уши бурые решит, что это мода и вы от визажиста.
Но бывают ещё более редко случаи, когда в июлеидёт по переулку ранним утром (часов в двенадцать) некто молоденький (лет тридцати пяти) с развесистыми ярко-красными ушами и на окружающую публику внимания не обращает. Идёт себе, плюёт на общество, в борьбе за повышение участия не принимает, а красными ушами наталкивает встречных на осуждающие мысли.
- Вы посмотрите, Лилия Васильевна, - говорит одна тётенька другой, - какой позор! С утра надрался, как поросёнок. Лохматый, мятый! Глядеть даже поверхностно противно!
- Что отвратительно, такие тоже женятся, - кивает другая тётенька. - Такая пьянь уродует наш генофонд. Иные дуры готовы от таких рожать! Вы представляете?! Нет? Я тоже!
- О, глянь, Гугновка, наш клиент! - толкает опытный карманник обучаемого. - Я забулдыгу подтолкну и обниму. Твой левый край, мои - нагрудный и правые карманы. Чуток расходимся.
- Да он правша, - ворчит Гугновка, - он правой за ухом чесался. Слева у него один платок в кармане, такой, что руки не отмоешь.
С двух сторон карманники настигли красноухого, опытный резко толкнул его плечом и обнимая заголосил:
- Привет, Володька! Узнал, узнал! Сперва подумал, ты или не ты! Ты почему не звонишь тётке Вале? А это Толик, он электронщик! Ты чё напрягся? Я ж вас знакомлю! Отличный парень!
Гугновка тоже быстро обнял красноухого, похлопал по плечу. Через полминуты карманники уже были в ближней подворотне.
- Ну с чем ты? - насмешливо спросил наставник наставляемого.
- Вот, носовой платок, - вынул и показал платок Гугновка. - Чистый. Что у тебя-то?
- Пуст, как банка от тушёнки после голодного бойца. Ключи, ручка шариковая без колпачка, мелочь - они зачем... Из бокового я взял записку, из любопытства! - наставник показал и развернул бумажину. - Мелко написано, я без очков не разберу. Ну-к ты прочти!
Гугновка неохотно взял писулю, нахмурился, но прочитал:
"Вы нечто знаете подобное,
Когда невольно сам себе
Даю приказ: ещё подробнее
В деталях вспомнить о тебе?
Во мне кипят вполне осознанно
Затейки глупости тех лет,
Когда без мужа и свободная...
Трам-пам... и мой тебе привет..."
- Стиш, выходит. Это всё?
- Всё! - Гугновка помахал бумажкой. - Выбросить?
- Само собой. Недорождённый стих. К чему приходим? У красноухих после пьянки хрустов в карманах не бывает.
Но однозначно соглашаться с подобным выводом не стоит, а следует недолго как бы слегка порассуждать. Всякий известный сам самому себе, очень талантливый, неопытный, наивный, заносчивый от бескультурия и глупости поэт частенько движим банальнейшим девизом: "Прощай вино в начале мая, а к октябрю любовь прощай!" То есть в июле поэт уже не пьёт, однако любовь-плутовка вдруг легкокрыло не нагрянула и, потеряв совесть, на вольных крыльях улетела к прозаику, милиционеру или к технарю. Поэт оказывается вдохновлённым лишь очасти, уступает всяким воспоминаниям, когда одна какая-то сбегала от забулдыги-мужа и тайно прибегала. Тут просто догадаться, что в данном случае возникнет вариант без должной свежести, а мозговой консерв, затрудняющий создание сихов. Поэт почти готов, он взвинчиваеся, он напряжён и тужится, но нет тех строчек, которые легко, увечно вылетают сами. А пить до октября никак нельзя. Нельзя расслабиться! Поэты тужатся и от натуги краснеют уши, но медицина, которая в борьбе за качество и генофонд, не в состоянии им ничем помочь.И тут мы можем обоснованно поэтов, погружённых в творчесво,тоже причислить к красноухим. Ах, жаль!