Всякий раз бывая по делам службы в Леноре, первый вечер встречаю в кабаке "Старый солдат". Так, впрочем, его именует лишь вывеска и "неофиты". Но вы, покуда, неофит. Приношу извинения, если ущемил. Обязуюсь исправить.
Ах, да! Есть ещё кое-кто. Вот он, уже предо мной. Лысина стала ещё шире и морщин прибавилось. Худ, невысок, чуть сутул. Лупоглаз и крайне близорук. Выскочил с кухни на звон входного колокольца.
- Господин, рад приветствовать вас в "Старом солдате". Чего изволите? Ретругский рох не подаём, а всё прочее имеется. Меня зовут Вилли, если мы ещё не знакомы.
- Вилли, малый кувшин альвазии и две чаши на стол в центре сразу.
- Две?
- Приглашаю тебя выпить со мной, пока тушится копчёный бок рана и пряными травами, а наколоть сыр мезан и сготовить русниковый соус к нему успеешь.
- Так точно, господин. Дозвольте исполнять?
Киваю, и Вилли мчится на кухню, где враз гонят друг друга вздохи очажного меха, перестук ножа, кромсающего несвежую зелень и пара хаканий топора, вырубившего из полутуши бок. Вся эта "Дробь с увертюрой и топорной каденцией" проходит под аккомпанемент плюхов капель тягучей альвазии, неспешно текущей из подвешенного на должной высоте бочонка прямо в кувшин. В финале звучат журчание швертвейна в горшок, цок крышки и крепкое словцо обжегшегося о таганок автора пьески.
Влетев в зал, раскрасневшийся Вилли застаёт меня за разглядыванием композиции, водруженной на каминную полку.
- Господин,- руки Вилли мечут на стол два кувшина, две чаши, пару оловянных ложек с длинными черешками и шандал на три изрядно оплывших свечи,- господин, как вы полагаете, а сколько фигур на этой точнейшей, смею вас уверить, модели памятника "Три спасителя"?
- Полагаю, три, - включаюсь в незамысловатую игру кабатчика.
- А вот и нет! Четыре!
Восторг Вилли вполне искренний.
- Присмотритесь, господин, под мешком, что на спине у старухи сидит скра!
- Действительно, вы правы, уважаемый Вилли. Сидит.
Мне-то присматриваться не надо. Я знаю, что там, отлитый, кстати, из чистого золота привстал на задние и умильно почёсывает передней лапкой свой длинный нос здешний аналог мыши.
- Стол накрыт, господин. Вода к вину чистая. Соседский мальчишка приносит мне пару кувшинов каждый день из источника святой Магдули.
- Присаживайтесь, Вилли. Да пребудет с нами Творитель.
- И все кто поможет ему.
За ритуальной фразой следует ритуал альвазии. Сперва Хозяин стола, а за ним Приглашенный наливают в чашу воду, в которую после падают семь мерных капель вина. Далее вино неспешно размешивают ложкой, созерцая, как истончаются бордовые полосы, придав всему напитку вишнёво-розовый цвет. Затем, чуть ждут, покуда вино не раскроет свой аромат, который лишь однажды давно и далеко смог воплотить в слова человек: "Улей и сад!", впрочем, человек говорил о вкусе вина, а здесь это был лишь аромат. Вкус. Вкус первого глотка пытаются вот уже три сотни лет выразить все поэты Ленора, а последние пол-ста отнюдь не здешние. И каждый находит свой ответ. Для меня это "Мой дом над далёкой рекой в час летнего заката". Длинновато, но как сказал об альвазии некто лэр Дюр Шаро: "В первом глотке нет лжи". Кстати, меж "Трёх спасителей" он, в шутовской короне указывает перстом правой руки на сидящего перед ним мечника, при этом обернувшись и как бы говоря что-то предельно важное кому-то "за кадром". Его длинный "высокородный", как здесь говорят, меч вставлен в петлю щита с гербами рода Шаро, личным гербом Дюра и значком королевского гвардейца. Мда уж, гербы, значки, эмблемы, это нечто извечное и повсеместное.
Уф, первый глоток отпустил, а все последующие так уже не вонзают. Теперь время бесед. Мне, как Хозяину стола, надлежит начинать. Делаю неопределенный жест к композиции.
- Вилли, а скра-то как затесалась в эту компанию?
- Господин, прошу извинить меня, вы так и не назвали своё имя...,- держит паузу ожидая, но прерывает её в рамках приличия, - хыгм, господин, без скра всё было бы совсем иначе. Позволите рассказать вам эту историю, как одному из её, хыгм, свидетелей?
Киваю.
Вилли отпивает из чаши. Устремляет свой близоруко-лупоглазый взор на свечи, и после вздоха начинает.
- Всё могло быть иначе. Мы поднимались по Сальной улице от порта к цитадели. Три семь-по-семь воинов Роглина-бастарда. Я был в первых рядах. Легкачи, смазка для длинных клинков, но в городе шмонать дворы сподручнее именно таким. Шли неспешно. Третьей волной, так сказать. Первая из мечников Дюр Тонэ пробила коридор по Сальной и прикрыла фланги, хотя, на мой взгляд, просто выпотрошила все перины и перебили всё живое, кое кого, перед этим попользовав. Пуху в воздухе было много, а крови мало, так, пара семёрок луж у дверей. Видать, натекла из домов. Полы здесь, знаете ли, принято делать выше порога. Хыгм. Страшные парни были у Дюр Тонэ. Ничего не запалили и ладно. Им на то особый приказ был. Впрочем, на соседних улицах уже разгоралось. Да, дым и перья, немного крови. Такой была в тот день Сальная до самой Цитадели.
Вилли делает пару глотков, глаз от свечей не отводя.
- Вторая волна тащила эту хренотину, которой они враз вынесли и Железные врата и Решётку и вторую, та, что стала мостом через ров. В притирочку протащили, так, пару стен шкрябнули, не более. Милые были времена, коль обе эти штуки можно было собрать тайно в двух портовых складах и портовая стража прощёлкала подковками на сапогах. Будь они на тот момент живы, удивились бы, увидав, как рухнули торцевые стены и выкатились эти...Хыгм.
(эх, Вилли, видел бы ты, как удивился я, когда в Леноре сдохли разом все системы дистанционного мониторинга за две семёрки дней до того, а любая техника умирала ещё на подлёте)
- А мы уже красиво шли. Почти строем. До самой, знаете ли Чеканной. Вот лишь там заминка случилась. Самострельщик, этот, хренов. Два выстрела и Дюр Машо с Дюр Рави спешат на Великую стройку, ну или в Пучину, это уж коль Творителю эти лэры и в водоносы не годны оказались. И где ж он, сын скра, два самострела добыл? Хыгм. Нас в тот домик последний сотенник Дюр Тали мигом наладил, да ушёл, мерзюк, по верёвке с этажа верхнего из окна в проулок.
(Вилли, Вилли, сразу две фактологические ошибки. Арбалетов было три, но тельник успел Дюр Тали щитом прикрыть почти полностью, а ты с дружками бежал резво, пришлось линять, но не в проулок по верёвке, для вас, лаптей, вывешенной, а в тайник. Спасибо, что повелись и особое, что дом не сожгли -- сгорел бы нахрен, техника-то, которая за гранью вашей фантазии не работала. В этом аспекте мы с тобой на равных в тот день играли)
- Дюр Тали, как семерик ни с чем вернулся, нас в первый ряд загнал. Орал даже, мол из чего-то там вся операция выбивается, дальше чуть не бегом всех к Цитадели гнал, но, кажется, не успел. Когда он увидел самого Роглина с гвардейцами уж очень кислым на морду стал. А с чего бы? Три семь-по-семь и сплошь длинномечники -- это вам не скра накакал, хыгм.
Эка распалился, вояка, аж привстал, впрочем враз остыл и сел обратно. Пара глотков, взгляд на свечи и обратно, в тот день.
- Выходим, значит, во двор перед Дворцом. Королевские-то гвардейцы и кто из Городской стражи в Цитадель убёг от верхней ступени до входа в Первый зал встали. Жиденько их. Нас раз в семь поболее будет. Ну мне-то это тогда без розлику, на меня-то их хватит. Одна надёга была, что Роглин прикажет и наши самострельщики их издаля положат. У каждого из парней-то бывших под Дюр Рави самострелы имелись. Дюр Тали так бы и приказал, уж не сомневайтесь, но тут Роглин был. Тогда ещё не Роглин Честный, но вот эта честь из него уж пёрла. И король ещё со ступеней орёт, мол давай, как-бы-братец, старым оружием бой решим. Тали вякнул, что это люди короля только что Рави и Машо на Стройку из нового оружия отправили. А король как на своих гаркнет: "Кто посмел?" У тех морды перед смертью и без того каменные, а здесь ещё каменюжнее стали. И мне понятно, что не королевским тот самострельщик был, а уж Роглин тем более проникся и враз согласие на старый бой дал. Выстраиваемся мы к атаке эдак неспешно. Я прошу Творителя меня вскорости не отвергнуть, к делу приставить. Соседи мои по строю, похоже, тож. И только, значит, на бой наладились, Старуха через двор топает от кухонь до складов. Я-то не знал, что эта баба-Элда глухая, как бочонок швертвейна и слепей, чем я сей день. Да из наших никто тогда не знал. А она топ-топ-топ к сладу, внутрь на пару мигов и обратно с мешком топ-топ-топ. А из мешка, через дыру глупым скра прогрызенную, на плиты рох ретругский негусто так, да звонко сыплется. Вы же, господин, знаете, что он, рох этот, покуда семь дней в воде не вымочить, тверд до невозможности. В ретруге так и говорят: "Твёрдый, как рох!", эт, значит, и из башенного самострела с семи шагов не прошибить. Хыгм!
Вилли делает два глотка. На звон колокольца от оборачивается и так, видать, смотрит, что посетитель вмиг испаряется, злобно хлопнув дверью.
Ушла бабка. Ну поглазели ей вслед, да дело надо делать. Роглин скомандовал, ну мы двинули неспешно. Разбег-то и с две-семи шагов взять успеем, а нам-то, первым, понятно куда, вовсе не к спеху. И тут, хыгм, один из наших, хыгм, на горохе том, просыпанном оскользнулся. И грохнулся, да при том, знаете ли, господин, все мы люди, взбзднул громко. Как-то все аж замерли. Дюр Шаро, шут королёв, ещё и ляпнул звонким своим голоском: "Видал, величество, бабушка Элда ещё рох не размочила, а с него уж попёрдывают!". Ну тут уж обе рати в ржач кинуло. Разве Дюр Тали, да солдатик тот не смеялись. Какая уж после этого битва? Там и помирились. Я, значит, в итоге, жив остался. Хыгм, даже в новой армии Двух государей повоевать успел, а вот при штурме замка Тали не уберёгся. Сыпанули на мой семерик извести негашёной, всем глаза повыело. Мне, ладно, хоть не напрочь. Помыкался, по Королевству, да в самом Леноре осел. Льгота тут за кой-чего у меня имеется. Королевская. Хыгм.
Вилли допивает вино и переворачивает чашу, значит, довольно и, типа, "Премного благодарен, дозвольте откланятся". Киваю ему, он встаёт.
Сейчас народ начнёт подходить к ужину, пойду, погрохочу на кухне, ну и вам бочок вскорости пора подавать, - делает два шага к двери, - По что о прочих не спросите, господин? Элда ведь этой весной тоже померла. За сто лет было. Всех пережила. Так и бежала с мешком роха через двор, да теперь уж чуть наискосок, памятник огибала, вдруг пошатнулась, мешок поставила, присела скра погладила и говорит "Спаси их", а после враз отошла, словно уснула. Все теперь лишь чудес ждут, чтоб её в святые помощницы записать. Кухарки, те особо, хыгм.
И скрылся на кухне, начав там новую симфонию.
Я же уткнулся во вторую чашу. Малый-то кувшин, он ровно на двадцать одну густую каплю. Первые две чаши -- для разговора, а последняя, для мыслей и в память.
В память...
Эх, Серёга, лэр Дюр Шаро, а ведь мы с тобой тогда по ниточке прошли. Да двоих та ниточка не сдержала. В ту же ночь, по приказу Дюр Тали, прилетел тебе в печень арбалетный болт. Работы медкапсуле -- на пол-часа, да связи с орбитой не было пятнадцатые сутки и умирал ты честно, как средневековый рыцарь, на руках сюзерена. Лишь под конец сказал не здешнее слово "Мама!".
Тали я уделал лично и очень больно. Он мне должен был перед смертью многое рассказать. Первая зацепочка была против наших врагов. Спецпрепаратов не было. Пришлось импровизировать на тему физических воздействий, причём ещё и так, чтобы пискнуть не мог: у покоев-то стража бдила, хоть за стенами шумела вся Армия двух государей. Роглин Честный и братец его по батюшке Ленор Хмурый до смерти своей полагали, что Бесчестный Тали умер в канун штурма то ли от страха, то ли от злости, а может ещё от какой мерзкой черты своего характера.
Причина смерти Тали, хыгм, сидит сейчас в кабаке и вас поминает. Тебя, Ленор, и тебя , Роглин, павших вместе со всем своим воинством в битве против Колдунов. С мечами, строем, против какой-то хери типа бластеров, установленных на гравиплатформы, это даже не с голой пяткой против шашки. Это -- круче, но столь же однозначно фатально.
Дальнейший вечер прокатился быстро. Подгребли четверо портовых шнырей, зазырили на всего такого понтовогоно меня, но после кинутых на пальцах знаков статуса (принизил на пять строчек, ибо право имею) отвалили. Пришли два слепых почти старика, нюхали воздух, скромно покушали, Вилли называли "командир". Заглянул какой-то хлыщ, типа увидев отсутствие девок и драк, скуксил рожу и с порога завернул. Плохо сыграл, но стражу позовёт быстро. Надо пресечь. Увы, лично. А затем опять пускать под чёс все свои структуры. Всё, праздник кончен, грядут будни.
Поднимаюсь. Вилли ровно в этот момент выносит мой заказ. Замер. Киваю на стариков.
- Своих порадуй. И два маленьких альвазии на вас троих.
Мешочек со звоном ложится на стол. Там очень не мало.
Минуту уделяю маленьким "Трём Спасителям", Элде глажу серебряную щёку, в первый раз. Серёге смотрю прямо встреч серьёзного и смешливого взгляда. "Мышонку" чешу золотой нос, аккуратно, уж очень он здесь маленький.
Следую на выход.
С порога, как принято, прощаюсь:
- Будь жив, мечник. Ты их тоже береги.
- Господин, а кто тогда из самострела бил? Я вот думаю, каждый раз, как ты убываешь, что всё ведь могло быть совсем иначе.
Не отвечаю, ныряю в сумрак.
"Что сказать тебе, Вилли. Мы ведь все многого не знаем. Я не знаю про врагов больше, чем знаю. Я, даже, не знаю, а жив ли кто-то ещё из землян, ведь за тридцать здешних лет, почти столько же земных никто не пришёл "со звёзд" на эту планету. Но пока, вопреки или благодаря своему незнанию мы живы. Вон, даже памятник нам поставили. Правда ты сидишь и с глупой мордой, зато большой, а я там маленький, на себя не похож, зато из золота. Так будем жить, Вилли! Вот и всё, что не могу тебе сказать".
Так я думал, уходя от кабака, который все в этом городе, кроме двоих, вывески и хозяина, именуют "Старый бздун". Или троих... А может нас уже четверо?