В местную больницу больше месяца тому назад поступил юноша с многочисленными порезами по всему телу, совершивший попытку самоубийства. Этим молодым человеком оказался Билл. В тот день, когда он вскрыл себе вены, в комнату прибежал Андреас. Он не на шутку испугался за своего друга. Его удалось спасти, и сейчас он проходил лечение под присмотром врачей - психиатров. У мальчика были найдены отклонения в восприятии окружающего его мира. Вследствие проведения начала обследования была выявлена психогенная амнезия. В случае Билла она являлась самой затяжной по процессу лечения, так как характеризовалась тем, что у человека наблюдается реакция бегства. Он находился в состоянии психогенного бегства. При данном виде амнезии больной забывает всю свою прошлую жизнь, и кто он есть (т.е. утрачивает свою идентичность); он может даже начать новую жизнь в совершенно ином окружении. Обычно это вызвано тяжелым эмоциональным шоком или личными переживаниями и длится иногда довольно долго. Когда он поступил сюда, все были больше, чем уверены, что он не выживет и не выкарабкается. Слишком многие факторы говорили о том, что в его случае возможен летальный исход. Была огромная потеря крови, к тому же он был жутко истощен, из чего следовало, что последние дни перед попыткой суицида он ничего не ел. Врачам было над, чем работать, потому что он был, замкнут и отказывался идти на какой-либо контакт. Его организм из последних сил боролся за жизнь, и все же он выжил. Сейчас он был помещен в отдельную палату, в которой на данный момент его было запрещено навещать. Все же он еще не до конца пришел в себя после того, что произошло в общежитии. Он никому не рассказывал, почему он решился на этот отчаянный шаг, и решил покончить жизнь самоубийством. Все, что он рассказал врачам, а в частности своему лечащему врачу Гер. Розенталю, было всего несколько слов. Единственная фраза, которую он постоянно повторял - было:
"Зеркальное отражение - это мой путь к свободе". Врачи заметили, что он подолгу сидел перед зеркалом, разглядывая свое отражение. Когда он начинал злиться, то пытался разбить зеркальную поверхность, ударяя об нее кулаками. Но у него ничего не выходило. В палате все было не бьющимся. Они боялись, что он вновь может попытаться совершить попытку суицида. Врачам было необходимо найти причину его поведения. Они знали, что у мальчика есть семья, а в этом городе он был с близнецом, которого так же в палату не стали пускать. Сейчас ему нельзя слишком сильно нервничать и переживать. Вследствие сильнейшего стресса, у него произошла генерализированная амнезия, которая характеризуется тем, что объем забытой информации чаще всего приравнивается практически ко всей прошлой жизни. Все это у юноши было осложнено частыми истериками и приступами удушья, которые очень часто происходят, когда он видит свое отражение в зеркале, или же, когда слишком сильно нервничает. Врачам требовалось длительное время, чтобы пробраться в душу этого ребенка и понять, что именно с ним произошло. Когда врачи ворвались в комнату общежития, они были действительно шокированы. Вся комната была залита кровью, и по всему периметру были разбросаны осколки зеркал. Разбитая мебель, и посреди всего этого хаоса на руках у своего друга сидел истощенный юноша, с иссиня-черными волосами. Потекшая косметика, искусанные в кровь губы. Он сидел в одних боксерах. Когда он терял сознание, он постоянно шептал одно и то же, как заведенный. "Теперь я смогу жить без тебя, теперь у меня мое лицо, душа и жизнь. Больше я не завишу от тебя". Родителям они сказали, что приезжать им сюда, нет никакой надобности. Сейчас он находился абсолютно один в комнате. В его палате была размещена небольшая камера видео наблюдения, которая помогала врачам следить за пациентами. Многое можно было узнать о человеке, который проходил лечение в их клинике по его поведению, когда он остается в гордом одиночестве. Многое можно было узнать по тому, что он делает. Часто больные пациенты разговаривали сами с собой, зачастую произнося ключевые слова и фразы, которые в дальнейшем могли привести к важной разгадке. Им было необходимо помочь Биллу восстановить в памяти точные детали произошедшего случая той ночью. Сейчас память Билла была похожа на мозаику, которую необходимо было собрать по крупицам, чтобы она вновь приняла целостный вид, который имела до того, кто была разрушена. Они надеялись, что смогут ему помочь. Ему ведь было всего лишь восемнадцать лет, у многих лечащих его врачей, дети были примерно такой же возрастной категории. Многие к нему относились как к собственному ребенку. Каждый ставил себя на место его родителей, и что те в свою очередь должны были чувствовать, осознавая, что их ребенок, возможно, никогда не будет прежним. Ведь он мог навсегда остаться таким, не помня своей прошлой жизни и своей семьи. Они не могли понять, что могло случиться с ребенком, что он внезапно решил покончить жизнь самоубийством. Его родной брат-близнец в тот же день приехал в больницу, но его отправили домой, сказав, что сейчас его брату не нужны были лишние эмоциональные встряски и переживания. Он должен был придти в себя.
"Второй шанс на то, чтобы жить".
Врачи объяснили Тому, что он должен вспомнить обо всем поэтапно, иначе это может просто "убить" его. Должен вспомнить, кем он был, без ощутимой помощи врачей и семьи. Все должно было проходить медленно, чтобы в случае чего, он был подготовлен к тем сюрпризам, зачастую не очень благоприятным, что ему готовит будущее. Ведь врачи не знали, что именно ему предстоит восстановить в своей памяти и вновь пережить. Не знали, что если он и вспомнит о том, что с ним было до попытки суицида, то ему вновь придется пройти мысленно через изнасилование, которое совершил над ним его родной близнец. Переживания должны были быть дозированными, как выразился лечащий врач Билла Гер. Розенталь. К тому же было необходимо, чтобы он сам восстановил в своей памяти картину происшедшего.
Они не имели права давить на него, иначе он мог окончательно замкнуться в себе. Он постоянно сидел у себя на кровати, раскачиваясь туда и обратно. Врачи часто видели, как по ночам он плачет, размазывая слезы по щекам. У него были невероятно красивые карие, иногда кажущиеся почти черными глаза. Идеальные черты лица. Врачи его ласково прозвали "внеземной ангел". Он и в правду был похож на ангела. Легкая походка, свойственная только небесным созданиям, теплая, согревающая улыбка. Врач очень любил проводить время в палате с Биллом. Он видел в нем что-то очень родное и теплое. Так как он был заведующим врачом этой клиники, то он решил, что со следующей недели будет забирать ребенка к себе домой, чтобы Билл мог привыкать к жизни в обществе. Привыкать к различным ярким краскам, которыми пестрит наш мир, чтобы привыкал к различным гулким и шумным звукам, которыми наполнена наша яркая жизнь. Он решил, что Бетти и Густав обязательно подружатся с Биллом. Бетти было восемь лет. Густав же был старшим сыном, ему было девятнадцать лет. Он был студентом Гамбургского музыкального училища, по классу фортепиано и скрипки. Он решил, что Биллу пойдет на пользу такое благоприятное время препровождение. К тому же он почему-то был уверен, что так он быстрее пойдет на поправку. Детей он воспитывал самостоятельно, так как его жена умерла, когда старшему сыну Густаву, было около двенадцати лет, а малышке Бетти чуть больше года. Так он остался на руках с двумя детьми. У его жены была опухоль головного мозга, и вылечить ее было просто невозможно. Он всего себя посвящал детям, зная, что теперь он должен давать им не только свою собственную любовь, но еще и любовь за их мать. Именно по этой причине он и решил стать заведующим врачом клиники, которая в большей степени специализировалась на юных пациентах, многие из которых не достигли своего совершеннолетия. Ему было тяжело, но он боролся, и теперь ему хотелось помочь этому парню. В Билле он до сих пор видел ребенка. Неуверенная походка, грустный, но, не смотря на это теплый взгляд. Каждый новый шаг на своем жизненном пути он делает словно впервые, опасаясь вновь ошибиться. Ему страшно, сделать что-либо не так. Боится, что это может привести к непоправимым ошибкам и ужасающим последствиям. Дэвиду, так звали лечащего врача Билла, хотелось искренне помочь этому забитому мальчику. Он сразу взялся за его лечение. Когда он впервые посмотрел в его чуть затуманенные глаза, он вспомнил свою жену. Он вспоминал, как она умирала у него на руках, постепенно угасая. День за днем он терял ее все больше, она превращалась в тень и в воспоминания. Он никогда не забудет, как смотрел в ее глаза, и видел, как хрусталики зрачков навсегда превращаются в осколки, и застывают на месте. Он видел, как улыбка застыла на ее прекрасном кукольном личике. Линия пульса резко оборвалась, и дыхание перестало вырываться из ее чуть приоткрытых губ, выходя грубыми толчками. Сердце уже не билось у него в ладонях. Она навсегда ушла, оставив его одного, чтобы бороться. Он должен был доказать в первую очередь самому себе, что сможет справиться и это совсем не конец.
"Борец, который теперь поможет Биллу жить".
Врач неотрывно наблюдал за поведением Билла в палате. Полтора месяца прошло с тех пор, как он попал сюда. Но пока никаких особо видимых результатов они не смогли добиться. Он все так же иногда подходил к зеркалу. Он проводил по стеклу, словно вычерчивая контуры своего лица. Иногда он просил у врачей бумагу и листок и тогда он рисовал то, что видел в отражении зеркала, только на его рисунке человек был с дредами и колечком пирсинга в нижней губе. Губы были более пухлыми, более широкий нос и менее отточенные черты лица, но это был все тот же Билл Каулитц на рисунке, просто обладающий менее женственными чертами. Всякий раз, когда Дэвид пытался узнать, почему на рисунках он всегда изображает себя с колечком в губе, если у него проколоты язык и бровь. Так же, его интересовал тот факт, почему он изображает молодого человека с медового цвета дредами, если у него на самом деле иссиня-черные волосы, цвета вороного крыла. Он отвечал, что так ему нравится больше, и он бы хотел, сразу после того, как выйдет из клиники, сделать себе дреды и проколоть губу. Доктор знал, что он рисует он своего близнеца, но он не имел права говорить ему об этом. Билл должен был сам придти воспоминаниями к своему близнецу.
"Твое лицо навсегда является шрамом на моем сердце и ожогом на моей душе".
На часах было уже около девяти вечера. Врач никак не мог дождаться, когда Билл хотя бы просто встанет с постели. Ему было необходимо видеть реакцию Билла на происходящее вокруг него. Ему было нужно видеть, что Билл реагирует на окружающий его мир, а не замыкается в себе еще сильнее. На завтра у них был назначен прием. За все это время доктор только один раз проводил беседу с Биллом. Сейчас же ему предстояло попробовать выбить из него хотя бы какую-нибудь информацию, помогая ему вспомнить то, что произошло в тот день. Билл лег на кровати и прикрыл глаза. Доктор включил увеличение кадра, ему было необходимо видеть все настоящие эмоции на лице Билла. Нужно было знать, что сейчас он чувствует. Ведь у него все его чувства отражались на мимике лица, которую доктор успел уже прилично изучить. Конечно, многое ему еще было не понятно, но сейчас он делал успехи в изучении личности Билла Каулитц. Иногда доктору становилось особенно не по себе, когда Билл устремлял свой взгляд прямо в камеру, и тогда Дэвид видел лишь черную засасывающую пустоту на глубине его янтарных глаз. Казалось, что глаза совсем стеклянные как у куклы, у людей не может быть такого взгляда. Он был словно не живой, пустой и абсолютно потерянный. Блеска не было, и хрусталики не переливались на свету. Иногда он замечал, как с пушистых ресниц срываются такие красивые кристаллики слез, исчезая за воротом его больничной рубашки.
"Засасывающая пустота бездны, плещущаяся на глубине черных глаз".
Шрамы на руках постепенно затягивались. Так странно, что он даже не оставил ни записки, никакого прощального письма, как это обычно делают самоубийцы. Врачу почему-то очень часто приходила в голову мысль, что он делал это не намеренно, а в состоянии аффекта.
Он не мог поверить, что это хрупкое создание было способно превратить комнату в руины, а затем вскрыть вены. Но факт, тем не менее, оставался фактом, и ему нужно было с этим разбираться и искать выход из сложившейся ситуации.
"Он вернет ему интерес к жизни, а затем научит выживать".
Все это время Том жил у своего друга в его шикарном особняке, в котором они с Биллом и провели ту незабываемую романтичную ночь, которая перевернула многое в его жизни. Он постоянно ловил себя на мысли, что хотел бы вновь ощутить губы брата. Дотронуться до них, обводя контур губ острым и влажным язычком. Его никогда не тянуло к парням, именно для каких-то романтических отношений. Он обычно имел их, а затем бросал, так же как и всех своих подружек. Они для него стояли на такой же ступени, и ничем не отличались. Он никогда не скрывал своей бисексуальности и не видел в этом ничего плохого. Ему нравилось экспериментировать. Когда ему были нужны острые ощущения, он шел в какой-нибудь элитный клуб, и занимался сексом с парнем, обладающим смазливенькой мордашкой. Ему это было просто необходимо. Ведь в его возрасте хочется попробовать абсолютно все и всех, не смотря на половую принадлежность. После той ночи, он постоянно думал о том, что, как же это должно приятно ласкать тело своего близнеца. Он представлял, как его пальчики пробегают по позвонкам Билла, срывая с его губ божественные стоны.
"Готов зайти намного дальше, чем ему было положено. Так вот она, какая страсть".
Каждый день, засыпая в одиночестве на холодных шелках простыней, он мечтал о том, чтобы рядом с ним лежал Билл. Ему не хотелось физической близости, только ощущать, что теперь все стало, как это было прежде, когда они были детьми. Билл каждую ночь прокрадывался в комнату Тома и залезал к нему под одеяло. Билл всегда любил перекидывать одну ногу через бедро брата, чтобы прижиматься к нему как можно сильнее. Приятно ощущать рядом с собой человека, при виде которого твое сердце начинает биться с удвоенной скоростью, подгоняемое его сердцебиением, а затем замедляется, чтобы стучать в унисон с ним. Это незабываемые ощущения, когда ты изначально знаешь, что делишь свою жизнь на двоих человек, одна судьба, слезы, боль и радость. Делишь с ним даже смерть, потому что изначально знаешь, что пойдешь следом за ним, даже отправишься в ад. От мыслей о брате у него всегда покалывало даже в кончиках пальцев. Он никогда не сможет полюбить, кого бы то ни было еще, настолько же сильно, как он любил своего брата. Тому иногда становилось страшно оттого, что он не знает границ своей любви. Тот поцелуй перевернул абсолютно все в его сознании. Губы брата сводили с ума, особенно когда они засыпали на одной кровати. Каждый день он намеревался поговорить с Биллом о том, что с ним происходит, но в итоге решил, что это не самая лучшая идея, и решил отложить ее до того времени, когда сможет до конца разобраться в себе и в своих эмоциях по отношению к нему. Он не хотел торопиться и делать выводы раньше времени.
"Боюсь, что люблю тебя. Боюсь, что могу разрушить наши братские отношения. Боюсь потерять тебя".
Сейчас же Том сидел в комнате общежития, собирая с пола все те вещи и мягкие игрушки, которые привез с собой Билл. Казалось бы, все они хранили его тепло и запах его тела. Как бы ему хотелось хотя бы раз взглянуть ему в глаза. Он знает, что теперь уже никогда не будет, так как прежде. Он никогда не забудет, как прорывался через кольцо студентов, которые столпились возле их комнаты. Он влетел внутрь и не мог поверить, что эта та самая комната, которую он покидал в тот день, когда изнасиловал брата. Абсолютно все было перевернуто с ног на голову. Вся мебель поломана, повсюду валялись разбитые зеркала, на осколках которых были застывшие капли крови. Он захлопнул дверь и прошел внутрь. На полу лежали вещи брата, которые так же были покрыты кровью. Он только сел посреди комнаты на пол и поджал колени ближе к подбородку. Все что он смог сделать в тот момент - это позволить себе просто разреветься. Все дни после того изнасилования он прятал все в себе. Друзьям лгал, что все у него хорошо, но, только, оставаясь наедине с самим собой, он мог позволить себе быть слабым. Мог наконец-то подумать о том, а что же ему делать теперь, когда он оказался на грани того, чтобы потерять брата. Он никогда не думал, что так рано может подойти к такой ненавистной границе, за которой и обрывается наша жизнь. Он никогда не думал, каково это, когда ты берешь человека силой, против его желания.
"Он никогда не забудет, потому что в его случае память невозможно убить или стереть, подобно неудачному рисунку в альбоме у ребенка. Это то, что будет мучить его всегда, и от чего он уже никогда не сможет отмыться. Чувство вины навсегда поселилось у него в душе".
"Прости меня, я просто любил". - Эти слова постоянно крутились в голове Тома. Он не мог понять, как после того, что он ему сделал, Билл говорит про любовь. Билл всегда был не таким как все. Более ранимый и чуткий. Менее вспыльчивый, но всегда он был ласковым. Мысли о Билле теперь заставляли улыбаться сквозь слезы. Ему даже не сказали, какое состояние у Билла. Он приезжал в больницу, и все что ему удалось узнать, что Билл просто чудом остался жив. Теперь от него ничего не зависело. Сейчас, как выразились врачи, ему может помочь только чудо, потому что его состояние не стабильно, а, следовательно, может и ухудшиться.
***
Том подошел к бару и достал оттуда бутылку виски. Пары он практически не посещал. Каждый день он приезжал в больницу к своему брату и наблюдал за ним сквозь стекло в двери больничной палаты. Однажды Билл подошел совсем вплотную к окну и увидел в нем Тома. Его лицо не выражало никаких эмоций. Он лишь протянул свою руку вперед, дотрагиваясь аккуратным пальчиком до стекла и, начал вырисовывать очертания лица Тома. Он словно таким образом пытался его запомнить, сохранив в своей памяти. Затем на лице Билла проскользнула трогательная улыбка, и он пошел обратно к своей кровати. А лицо Тома горело так, словно до него на самом деле дотрагивался Билл, оставляя свои следы на его губах, веках и щеках. Тому так хотелось подойти к нему и обнять. В палате у него лежал очень красивый медвежонок, это был один из небольших подарков, которые он когда-либо делал Биллу. Билл все время прижимал его к себе и что-то нашептывал ему на ушко, словно тот в свою очередь мог его понять и ответить. Бокал за бокалом Том вливал в себя обжигающую жидкость, надеясь на то, что хотя бы это поможет забыться ему хоть на какое-то время. Все эти девочки на одну ночь уже не приносили должного облегчения. Всякий раз, когда в клубе к нему подсаживалась какая-нибудь красотка, у него перед глазами всплывал момент, когда он насильно брал Билла. Вспоминал слезы, которые стекали по его щекам. Вспомнил его срывающийся на крик голос, когда он умолял его остановиться, но он не остановился. Не остановился даже тогда, когда ему показалось, что дыхание прервалось, пусть даже на считанные секунды. Он не остановился, пока не почувствовал, что последний канатик между ними был порван. Он не остановился до тех пор, пока не почувствовал, что отчаяние и безысходность заполняют пустоту внутри его души. Только тогда, когда он окончательно сломал Билла, он встал с кровати и ушел. На телефонные звонки он не отвечает, только если это не мама, или же лечащий врач Билла, для всех остальных его просто не существует. Так проще. Проще попытаться скрыться от проблемы, чем попытаться ее решить. В комнате раздался телефонный звонок. Том достал мобильный телефон и чуть не выронил его, когда заметил, что звонит врач из клиник.
-Алло.
-Том?
-Да, Гер. Розенталь, это я.
-Давай, просто Дэвид.
-Как Билл?
-Я по этому поводу тебе и звоню. У меня завтра состоится с ним очередная беседа, а ты можешь приехать к нему примерно через две недели. Дело в том, что он спрашивал про тебя.
-Что?
-Нет, он не знает, кто ты. Но он сказал, что ему понравились твои глаза, и он хотел бы, чтоб ты стал его натурщиком. Он говорит, что у тебя идеальные черты лица. И именно с таких людей как ты и нужно рисовать портреты.
-Это он так сказал? Я не знал, что он рисует.
-Мы то же удивились, но, просмотрев его рисунки, поняли, что у него настоящий талант, странно, что он тебе о нем не рассказывал.
-Да, я многого не знал о своем близнеце.
-Поэтому он хочет, чтоб ты приходил к нему, как можно чаще.
-А это ему не навредит?
-Нет, только ты не должен говорить ему о вашем родстве и вообще рассказывать о его прошлом. Для него ты сейчас совершенно незнакомый и новый человек, которого он будет постепенно познавать. Ты не должен на него давить, потому что в его случае необходимо постепенно восстанавливать события той ночи, и тех событий, которые привели его к своеобразной черте.
-А сколько времени мне можно будет у него проводить?
-Не больше часа, максимум полтора часа. Не забывай, что ты ему никто на данном этапе его новой жизни. Ведь, возможно, что его память уже никогда не будет восстановлена. Я не хочу обнадеживать тебя, давая какие-либо пустые надежды и заверения, что все будет хорошо. Просто мне важно, чтоб ты знал правду. Поэтому сейчас ему важно научиться жить так, не зная, кто он и что он за личность. Должен вернуться к динамичному образу жизни, при этом, не помня всего того, что было до того, как он угодил сюда.
-Спасибо, Дэвид. Я очень рад, что смогу хотя бы увидеться с ним.
-Представляю, каково тебе должно быть одному без близнеца. Надеюсь, что он в скором времени придет в норму. Было проведено очень много тестов с ним, ни один не выявил у него склонность к суициду, следовательно, хотя бы одной проблемой меньше. Мы, конечно, все равно будем продолжать наблюдать его и на этот фактор, но все же очень важно узнать, что именно его подтолкнуло к этому отчаянному шагу. Сомневаюсь, что он тот человек, который не дорожит своей жизнью.
-Да, вы правы.
-Я рад, что дозвонился до тебя, и надеюсь, что смог обрадовать хотя бы такими новостями.
-Конечно же, я рад.
-Ну, ладно, Том, я позвоню тебе за день до назначенной встречи. Да, и еще он будет какое-то время жить у меня. За ним будут присматривать мои дети Бетти. Ей восемь лет, и Густав, которому девятнадцать лет. Ему это пойдет только на пользу, так что можешь, за него не волноваться, все будет хорошо, уж я приложу к этому максимум усилий.
-До свидания, Дэвид. - Том нажал на кнопку отбоя, но почему-то мысль о том, что он в скором времени увидит брата, совершенно не приносила ему должного облегчения. Он боялся встречаться с ним лицом к лицу. Он не знал, как вести себя с Биллом, делая вид, что они посторонние друг другу люди. Том сел в кожаное кресло в комнате, которую ему предоставил его друг и начал листать фотоальбомы, в которых хранилось множество фотографий, где он был запечатлён вместе с Биллом. Такие светлые воспоминания, которые теперь причиняют нестерпимую боль. Даже алкоголь уже не помогает. Он никогда себя не простит за то, что довел брата до грани смерти. Никогда не простит того, во что превратил его жизнь. Он никогда не забудет, как его мама рыдала по телефону, и он понимал, что он виноват. Ведь он дал клятву, во что бы то ни стало оберегать Билла, потому что он не смотря ни на что, остается младшим братишкой. Мало того, что он не сдержал обещание, так и сам подтолкнул его к тому, что с ним случилось. Мама рыдала, умоляя сказать ей, что это все глупая шутка и с ее сыном не могло такого произойти. Но, к сожалению, врач, сообщивший ей все в более подробных деталях, поставил просто жирную точку на всех ее сомнениях. Том то же до последнего отказывался верить в то, что он чуть не потерял брата. Хотя, разве можно сказать, что сейчас он у него есть. Нет, он не рядом. Билл его не помнит, и, возможно, уже никогда не вспомнит.
"Он никогда не вспомнит меня"
Февраль 2008 года
Разговор с психиатром.
Кабинет Гер. Розенталь. 12:00 am
Гер. Розенталь вошел в кабинет, в котором он обычно и проводил свои встречи с пациентами. Буквально через пять минут в кабинет привели Билла Каулитц. Доктор попросил его занять место напротив него.
-Билл, присаживайся на это кресло. Как твое самочувствие? - Билл взглянул на врача из-под полу прикрытых ресниц, которые невероятно красиво падали тенью на его бледные, почти, что молочного цвета щеки. Он был невероятно красив. Утонченные манеры. Он иногда казался таким хрупким.
-А как может ощущать себя человек, которого разглядывают подобно насекомому под лупой. Ничего приятного, хочу я вам сказать. Двадцать четыре часа за мной следят по камерам наблюдения. Мне кажется, что каждое мое движение воспринимается вами подобно попытке моего побега. Вы во всем пытаетесь найти скрытый смысл, которого там может и не быть. Я ощущаю себя загнанным в клетку зверьком. Ощущаю себя слабым и беспомощным, словно вы управляете мной. Хочется просто свободы, чтобы меня не держали здесь, подобно заключенному. Тут все по расписанию. Понимаете, вся эта обстановка давит.
-Скажи, а вообще тебе бы хотелось покинуть эти белые стены и пожить в теплом и уютном доме?
-Смотря с кем, и что за этим последует?
-Я просто хотел предложить тебе пожить у меня дома, тебе это должно пойти на пользу.
-А как же тот молодой человек, чьи глаза я видел в окошке дверей своей палаты.
-Я ему уже звонил, и он согласился.
-А как он оказался в больнице?
-Он знакомый моего сына, он приходил ко мне отдать кое-какие бумаги.
-У него красивые глаза. - Билл как-то смущенно опустил свои глаза, стесняясь поднимать взгляд на доктора. Ему было стыдно, что он произнес ту мысль вслух, которая тревожит его уже длительное время.
-Тебе должно быть виднее, я особо не вглядывался в его глаза.
-Мне кажется, что глаза - это зеркало души, и только "мертвый" человек не способен будет этого понять и увидеть в другом человеке. Глаза многое могут сказать о человеке, по крайней мере, я в это искренне верю.
-Возможно.
-Просто нужно лучше присмотреться.
-Билл, я хотел у тебя узнать....
-Вы хотите знать, вспомнил ли я хоть что-нибудь из моего прошлого?
-Да, именно поэтому мне и нужно проводить с тобой беседы. Я могу немного подталкивать тебя, но не имею права рассказывать все сам.
-Нет, знаете, а может, оно и к лучшему, ведь у меня есть шанс построить жизнь так, как я хочу. Ведь, скорее всего, я не просто так потерял память.
-Да, вследствие сильнейшего психологического стресса. И нам бы всем хотелось знать, каковы истинные причины его возникновения.
-А я не хочу знать. - Билл по привычке взял со столика листок бумаги и ручку и начал рисовать профессора. Его это успокаивало. Так он ощущал себя словно в безопасности. Так ему было намного комфортней, словно он отгораживался от всего постороннего мира, залезая в свое убежище.
"Однажды и мои слова любви найдут себе пристанище в чьем-нибудь сердце".
-Билл, почему ты везде ходишь со своим медвежонком.
-Не знаю, мне так спокойней. Просто чувствую себя комфортно.
-На тебя давят стены, или то, что тебя окружают пациенты?
-А вы попробуйте, пожить, так как я в четырех стенах. Все слишком стерильное и белое, что аж режет глаза. Тяжело сконцентрироваться на чем-то определенном. Слишком уж все яркое для меня. А чем занимается ваш сын?
-Он учится в музыкальном училище по классу фортепиано и скрипки.
-Не захотели, чтобы он, так же как и вы связывался с ненормальными людьми, которые пытались покончить жизнь самоубийством.
-Нет, просто я считаю, что он сам в праве решать для себя, по какому именно пути ему идти по жизни.
-А у вас только сын, или еще есть кто-нибудь?
-Дочь, Бетти, она еще маленькая, ей всего лишь восемь лет.
-Это должно быть хорошо, когда у вас большая семья.
"А у меня должно быть нет никого".
-Да, мне с ними очень повезло. Я думаю, что на сегодня хватит. Если тебе что-нибудь понадобиться, то просто нажми на кнопку, и я приду.
***
Сceанитары вошли в кабинет, чтобы отвести Билла в палату. Билл вновь оказался в своей палате и вновь взялся за карандаш и листок бумаги. Сегодня он вновь будет рисовать глаза того незнакомца, которые показались ему невероятно красивыми. Он запомнил их так, словно прежде видел их каждое утро, или же ночью, ложась спать. В них был невероятный огонек. Глаза, в которых ему бы хотелось утонуть. Он решил для себя, что обязательно нарисует этого человека и подарит ему портрет. В клинике многие его знали как замечательного художника. Ему удавалось с поразительной точностью передать взгляд человека и его настроение в данный момент. Как говорил Гер. Розенталь, ему удавалось видеть душу человека, которую он преобразовывал в определенные четкие образы. И вот именно сейчас, когда он ощущал себя по-настоящему одиноким, он рисовал глаза того молодого человека, которого видел всего лишь считанные секунды, но ему этого хватило, чтобы запомнить форму и разрез глаз. Билл закончил свой рисунок и положил его в папочку, но на самое дно. Ему хотелось сохранить это в тайне от посторонних людей. Он знал, что иногда буду включать по ночам настольную лампу, чтобы вновь взглянуть в глаза незнакомцу, который подарил ему вдохновение. Подарил ему душу.
"Я бы мог полюбить человека только за его глаза. У него есть душа".